— Вот за енти вести, благодарю особо. Ещё есть что рассказать?

— Да. Мы на выезде из города нашу почтальоншу повстречали. Она нам кучу писем передала для наших поселян. Вот я и не знаю, что делать. Сегодня женщинам и девчатам письма раздавать или до завтра подождать? Ведь почтальонша до нас через дня три-четыре только добралась бы.

— Сегодня все письма раздай людям. И не собирай всех в Управе, а сам по домам пройдись. Ежели новостей больше нет, то расходимся по домам, отдыхать пора.

Со следующего дня деятельность нашей артели оживилась. Городские парни показали себя умелыми рыбаками, а Лукьян Анисимович с сыном, своей доставленной добычей доказали, что они прекрасно знают, как нужно оружие на охоте в руках держать. Частенько вечером молодые парни приходили в Управу. За чаем я им рассказывал, как жило наше таёжное поселение раньше, и что все наши поселяне понимают под словом «Родина»…

Всю весну мы с дедами продолжали наполнять наши тайные склады в представительстве различными продуктами. Занимались деды этим по ночам, когда остальные работники отдыхали. Нам троим казалось, что мы не успеваем с наполнением складов, что война может начаться уже со дня на день. Хотя во всех центральных, краевых и местных газетах, все статьи по содержанию мало отличались друг от друга. Кто-то докладывал товарищу Сталину и Советскому правительству о своих успехах и перевыполнении плана. Кто-то писал о том, как в их районе шла упорная борьба с сорняками, а также какой из районов края победил в очередном соцсоревновании, или выиграл розыгрыш по волейболу и многое другое. Но ни в одной из газет, не было ни слова о возможной войне с Германией.

Всё изменилось в четвёртое воскресение начавшегося лета. Проснулись мы в этот день всем семейством, не только очень поздно, но и в каком-то угнетённом состоянии. После завтрака моя Яринка сказала, что в мире что-то случилось, ибо она никогда себя так плохо не чувствовала. Иван тоже сообщил, что после того, как он приготовил кушать и лёг спать, ему приснился плохой сон. Вот только он никак не может вспомнить, о чём он был.

Когда мы с Иваном шли по улице к Управе, то везде видели хмурые лица наших девушек и женщин, стоявших возле своих домов. Мы как и раньше здоровались со всеми, но я заметил, что все люди хотели меня о чём-то расспросить, но почему-то не решались. Лишь парни, переехавшие к нам из Барнаула, собравшись у широкого крыльца поселянской Управы, что-то довольно весело обсуждали. Когда они увидели моё встревоженное лицо, смех сразу же прекратился.

— Демид Ярославич, случилось что? — первым спросил меня наставник парней.

— Пока не знаю, Лукьян Анисимович, но похоже что-то нехорошее произошло. Ты наверное, сам уже видел лица наших поселянских женщин и девчат?

— Видал. Оне все с утра почему-то хмурые и какие-то настороженные.

— Енто потому, что оне все от рождения ведьмами являются, а ведьмы всегда всё нехорошее своим сердцем чувствуют. Надеюсь, вы ещё не позабыли, что из города в Ведьмовскую деревню жить переехали? — спросил я, и грустно улыбнулся.

— Такое захочешь, да не скоро забудешь. Лекарки всем нашим парням застарелые болячки и вывихи быстро залечили, словно их вообще никогда не было. Сегодня я хотел всех парней на охоту сводить, чтобы посмотреть, кто из них для этого дела годным может оказаться. Вот поэтому и ждём вас, чтобы оружие на всех для охоты получить.

— Сегодня никто никуда не пойдёт, Лукьян Анисимович. Тревожно что-то у меня на душе. Ты сегодня парней отправь на помощь в коптильни. Дождёмся нашу почтальоншу и послушаем, что нынче в мире происходит. Вот тогда и будем думать что дальше делать.

— Ну ежели и вас тревожная чуйка гложет, то действительно, никому идти в лес не надобно.

Лукьян Анисимович повел всех парней помогать девчатам в коптильнях, а я направился в свой рабочий кабинет, готовить полугодовой отчёт о деятельности нашей промысловой артели. Подсчёты меня на время отвлекли от разных тяжких мыслей, но они вновь вернулись вечером, когда стало ясно, что почтальонша в этот день уже не приедет.

Она приехала на машине в обед следующего дня. По расстроенному и заплаканному лицу было видно, что у неё что-то случилось. Прежде чем раздать письма поселянам, и передать мне газеты, она попросила всех жителей не расходиться. Когда все поселяне внимательно посмотрели на почтальоншу, то она громко сообщила, что вчера по радио прозвучало обращение товарища Молотова, который сообщил всему советскому народу «О вероломном нападении Германии на Советский Союз». Она также сказала, что в крайдрамтеатре был отменен объявленный спектакль «Испанцы», а в помещении летнего театра состоялся народный митинг. На всех предприятиях и в учебных заведениях Барнаула, власти проводят большие митинги. На призыв коммунистической партии большевиков: «Ответим врагу жестоким ударом!», в городской военкомат выстроилась очередь добровольцев. Вот так все поселяне узнали, что началась война. Многие наши женщины плакали, так как понимали, что могут не дождаться своих любимых мужчин домой.

Затем почтальонша передала мне свежие газеты, а женщинам раздала пришедшие письма. Пока люди тихонько обсуждали услышанное о начале войны с Германией, а также молча читали полученные письма от любимых и родных людей, почтальонша незаметно уехала из поселения.

Через три дня, когда мы с Иваном пили чай в моём кабинете, незадолго до начала обеда, в поселение приехала легковая машина, а следом за ней, на улице появилась грузовая полуторка, переделанная под перевозку людей. Оба автомобиля остановились возле крыльца поселянской Управы. Из чёрной легковушки вышли двое военных, один из них был мне хорошо знаком. Он нам привозил патроны, когда местные власти в первый раз разорвали договор с нашей артелью. Оба военных проследовали в мой кабинет.

— Здравствуйте, товарищи военные. Что привело вас в наше таёжное поселение?

— Здравствуйте, Демид Ярославич. Мы здесь по долгу службы, — ответил мой знакомый. — За вашими сержантами запаса прибыли. Вот повестки о призыве в армию, — он показал мне пачку листков. — Нам также сообщили, что у вас, в таёжном поселении, находятся ещё четверо молодых людей, приписанных к горвоенкомату. Их повестки о призыве также у нас.

— Всё верно. Четверо молодых людей из Барнаула находятся у нас в поселении, и трудятся в промыслово-охотничьей артели «Урманное».

— Вы не могли бы за ними послать вашего помощника? — второй военный кивнул головой в сторону моего Ванечки.

— Сынок, сбегай, оповести всех парней, что за ними прибыли военные из крайвоенкомата, а нашим женщинам скажи, чтобы им побольше еды в походные мешки собрали.

— Хорошо, отец, — сказал Иван и вышел из кабинета.

— Моего сына тоже сегодня в армию заберёте, товарищ военный? — спросил я знакомого.

— Нет. Младший лейтенант запаса Старобогатов Иван Демидович, по спецсписку проходит. На него, как на переводчика, разнарядка из Москвы поступила. Думаю, за ним дней через десять, совершенно другие товарищи приедут. Сами понимаете, знающих два иностранных языка днём с огнём не найти среди призывников, а ваш Иван Демидович, на пяти иностранных языках может свободно общаться, а также читать и писать.

— Вообще-то на шести, но древнегреческий нынче мало кому нужен, разве что профессорам изучающим древние свитки и рукописи.

— А зачем же он его тогда изучал?! — удивлённо спросил второй военный.

— Так я его древнегреческому языку обучил. В царские времена, когда я сам учился, латынь и древнегреческий язык были обязательными предметами во всех учебных учреждениях. Может чаю попьёте, пока ваших призывников собирают?

— Ничего не имеем против чая, Демид Ярославич, — ответил за двоих мой знакомый.

Я пригласил их за стол, и налил два стакана чаю для гостей.

— Вы можете что-нибудь сказать о том, что происходит на германском фронте? — спросил я своего знакомого военного.